— Загибай пальцы, солнышко, — почти мурлычет Хосок, завидев знакомую низкорослую макушку, проходящую мимо его отделения подозрительно быстрым шагом. Он перекрывает ей путь в считанные минуты и видит, как недовольно, но всё ещё презрительно она поднимает на него глаза. По Сыльги видно, что она не в духе, но пройти мимо него нет никакого шанса, поэтому она складывает руки на груди и ждёт, что он ей выдаст. — Во-первых, чёт ты слишком борзая для того, кто пока ещё проходит интернатуру, — девушка выпучивает глаза, и Чон сразу понимает, что попал в точку, — а ты что думала, что я не узнаю?

— Это не даёт мне права жаловаться на врачей, которые тоже слишком борзые и пренебрегают правилами? — хмыкает она. — Чё ты докопался до меня?

— Ты первая начала! — его удивлению нет предела. — Нет бы полюбовно всё решить, но я уже получил приглашение на дисциплинарное заседание завтра утром, и что-то мне подсказывает, что меня не по головке там гладить будут несмотря на то, что жизней я на своём веку спас больше, чем ты.

Сыльги тяжело вздыхает, но ничего ему на это не отвечает. Отвечать, в общем-то, и нечего, потому что они оба понимают, что старший прав. Он не выставляет руки в бока, но грозный вид на себя напускает, всё ещё не теряя надежды пришпилить младшую за её дерзкий нрав.

— Во-вторых, ты не слышала об элементарных правилах поведения в больнице? Вот ты сейчас куда-то несёшься со всех ног, а медсёстры, видевшие тебя, наверняка могут подумать, что экстренный случай. Во! — он указывает за спину девушки, и та, обернувшись, видит двух медсестёр и одного медбрата, тащившего за собой каталку. — Далеко ходить не надо! Ребята, всё нормально, никто не умирает.

— Мы подумали, помощь нужна, доктор так спешила...

Сыльги сжимает зубы и чувствует вину, забыв о том, что врачам по больнице бегать можно только тогда, когда реально что-то срочное и неотложное.

— Нормас, расходитесь, — улыбается Хосок, размахивая руками, будто дирижируя оркестром. Он снова смотрит на неё, но злость в её взгляде не утихает, а наоборот, разгорается ещё больше, и незаметно качает головой. Что ж он ей такого сделал? — В-третьих...

— Слушай, Чон, как тебя там, Хосок, — Хосок охреневает от наглости, но решает дослушать, — открой свою школу и поучай там маленьких врачей, а от меня отстань.

— Неа, сначала давай выясним всё, а потом разойдёмся и ты заберёшь своё чёртово заявление, — Хосок настырный и у него впереди ночное дежурство, потому что Чонын он без присмотра пустоголовым ассистентам не оставит, так что он никуда не торопится.

— Да ты достал меня уже! — она пихает его в грудь, и Хосок больно ударяется лопатками о стену. — Ничего я не заберу! Завтра при комиссии всё и выясним, кто был прав, а кто нет! — получив свободу, Сыльги, хоть и сбавляя скорость, всё равно торопится куда-то по коридору.

— Вот же зараза! — он решает идти за ней, но замирает, завидев человека, к которому так спешила интерн. Высокий, статный молодой мужчина чуть старше него самого узнаётся почти сразу, потому что за столько лет нисколько и не изменился. Они учились вместе, только Хосок на несколько курсов младше, и практически никогда с ним не пересекался, но слышал о его достижениях. Спустя годы практик в родной стране тот решил уехать постажироваться заграницу, и вот он снова прилетел в родную больницу, где всему научился. Чон Тэгун, ведущий хирург этой больницы, и ему уже почти тридцать пять. В отличие от него, Хосок выбрал более узкую специальность, но нисколько об этом не жалеет.

— Стоп... Как эти двое знакомы вообще?

Чон ненавидит подглядывать, но по-другому узнать никак. Мужчина, приветствует девушку, которая ещё секунду назад хотела убить его, Хосока, теперь лыбится во все тридцать два. Мягкая улыбка появляется на лице Тэгуна, и они мило о чём-то болтают, но из-за своего укрытия Хосоку не слышно, из-за чего крайне досадно. Но ладно. Хватает и того, что теперь ему есть чем шантажировать эту мелкую докапывающуюся сволочь, и это он её ещё мягко зовёт. Правда, даже обидно немного, ведь он получает только по голове, в то время как Тэгун, или как его все давно зовут, Лео все почести. И завтра он только получит оплеух, а этому всё девичье внимание!

— Как же бесит... Ну погоди, гадина маленькая, я ещё отыграюсь.

Заметив, что с операции он так не принял душ и не переоделся, Хосок, передумав следить за парочкой, разворачивается в сторону своего кабинета и незаметно уходит. Ему надо взбодриться, дежурство после дежурства — не шутки. Как бы не привыкать, но в последнее время происходило всего слишком много, и нервы надо беречь. Он решает, что и вздремнуть, пока всё спокойно, будет не лишним.

***

Утро встречает его так, словно он с похмелья, хотя не пил ни разу и вообще давно не позволял себе расслабиться. Он видит, что заснул на кушетке в своём кабинете и когда выпрямляется, в спину аж простреливает от неудобной позы. Не издав ни звука, только поморщившись, Хосок смотрит на время на будильнике и понимает, что встал ровно за пять минут до него. Приходит горькое разочарование, ведь он мог насладиться ещё целыми пятью минутами блаженства, но не судьба. Заварив себе кофе, мужчина ещё долго залипает просто в никуда, обдумывая вчерашний день, а также придумывая, что делать в сегодняшний. Через три часа его ждёт экзекуция, и даже непонятно, что говорить-то в своё оправдание. Вспоминается прилетевший Тэгун, ныне молодой профессор уж наверняка. Возможно, именно его появление сгладит конфликт, но что-то он не особо уверен, что больница после всего не будет о нём судачить. Всё-таки репутация дело нешуточное, и Хосок многое делал, что после она была у него безупречная. Падать в глазах собственных пациентов?.. А что он, собственно, сделал не так?

Решив на том, что имя его не запятнать, как ни крути, потому что ничего плохого и во вред Хосок сделать не мог, он ведь клятву давал, он поднимается, допивая свой заваренный невкусный кофе и идёт на утренний обход пациентов. К Чонын заходит сразу первой. Юнги не положено, да его и не наблюдается даже рядом с реанимацией, так что он, скорее всего, уже на работе и придёт только вечером. Девушка дремлет, не замечая вошедшего врача, и Хосок может только улыбаться тому, насколько безмятежно лицо до этого так боявшейся операции. Если всё будет нормально, то через пару дней уже можно будет переводить в обычную палату, а там пару недель до полного восстановления и наблюдения за тем, как биологический протез приживается, снятие швов и домой. Только на учёбу Чонын всё равно опоздает и пропустит много, Хосок не уверен, что в этом году она уже куда-то пойдёт. Хотя кто её знает? Такая боевая девчонка вполне может всё нагнать в короткий промежуток. Это они уже будут решать с Юнги.

Когда заканчивается обход, время как раз подходит к двенадцати, и, набравшись мужества и терпения, Хосок отправляется на дисциплинарное заседание, впервые, кстати, в его честь. Нет, наверняка там будут решаться и другие важные вопросы, но он будет прямо-таки звездой дня.

Когда Хосок входит в кабинет, многие врачи, в том числе его руководитель и председатель больницы, господин Хон, уже сидят на своих местах. На верхних рядах Хосок замечает Тэгуна, как бы находящегося вдали от всей суеты и лишь с полуулыбкой разглядывая всех прибывающих. Сыльги сидит рядышком с ним, невооружённым глазом видно, как неровно дышит онa в его сторону. Ну как выдрессированная собачка, ей богу. Хосока аж блевать тянет. Он машет своим приятелям из одного отделения, но садится не рядом с ними, а на самом первом ряду рядом с руководителями. Чего далеко ходить, на ковёр так и так идти. А он так хочет спать, что мечтает только о том, чтобы это поскорее закончилось и его отпустили на выходной.

— Кхм, — кафедру занимает зам.руководителя хирургией Ким Ёнмин, его непосредственный начальник, — так. На повестке дня жалоба из отделения детской кардиологии. Хосок, — он обращается даже по-отечески как-то, потому что у него с начальником отношения отличные, — как ты мог где-то накосячить? Интерн Кан Сыльги из детской кардиологии написала заявление о том, что ты забрал у неё пациента и без согласования с ней и непосредственно своим руководством провёл операцию.

— Это так, — незамедлительно Чон встаёт, неодобрительно зыркая в сторону Сыльги, которая пока не подаёт никаких знаков. — У Ким Чонын, моей пациентки, которую я прооперировал вчера, уже наступило совершеннолетие и она больше не должна поступать в детскую кардиологию, а потому я взял её лечить. Видите ли, она моя знакомая... хорошая, — по кабинету проходится тихий гул, некоторые перешёптываются, но Хосоку нет до этого никакого дела, — признаю, что я не согласовал это с детским отделением, но Кан Сыльги, в свою очередь, очень агрессивно пыталась отобрать у меня пациента...

— Не врите, — Сыльги подаёт голос и встаёт со своего места. На неё оборачиваются, — я просто пыталась всё сделать по правилам. А если бы вы ошиблись, с нас бы потом стребовали, мол, почему-то без оформления должных документов, по которым она должна числиться нашей пациенткой, какой-то доктор прооперировал, да ещё за просто так!

Хосок прикусывает язык и думает, откуда эта гарпия узнала, что он сделал это за бесплатно.

— Хосок... — руководитель смотрит на него неодобрительно. — У нас тут не благотворительная организация. И часть твоей оплаты за работу так же идёт на нужды больницы.

— Я помню, — более раздражённо, чем хотелось, отзывается мужчина. Сыльги победно улыбается.

— Даже если это твои знакомые, ты не можешь поступать, как тебе вздумается. И насколько я знаю, это уже далеко не первый раз... — Чон смотрит на руководителя удивлённо, но понимает, о чём тот. Помощь своим друзьям у Хосока всегда была бескорыстной, потому что иначе он не мог. Это не было ему в тягость, но это было не совсем законно и как минимум несправедливо по отношению к другим работникам больницы. Ведь труд медсестёр и других мед.работников должен был оплачиваться. Не так давно прооперированный Джин взялся платить по счетам в его больнице, на что Хосок страшно обиделся. Но Сокджин успокоил его тем, что знал, насколько незаконно Хосоку делать исключения для своих знакомых, своей семьи.

— Я не могу закрыть на это глаза, несмотря на то, насколько хороший ты специалист и как ценен в нашей больнице, — вздыхает руководитель Ким. Хосок понимающе кивает. Он обещал Юнги, что ни капли за операцию не попросит, хотя Юнги сам вполне обеспеченный и может позволить себе оплачивать даже счета в такой дорогой больнице, где Чон работает. — Кан Сыльги-ши, для чего вы подавали жалобу на доктора Чона?

— Чтобы он впредь не злоупотреблял своими полномочиями в больнице, — с готовностью отвечает девушка. Хосок поджимает губы. А ведь если бы она шла на контакт и не было такой стервозной, они могли бы даже подружиться, ведь Хосок социальный малый и в его приятелях полбольницы.

— Значит так, доктор Чон, я урезаю вам зарплату на два месяца и выношу предупреждение. Вы же не маленький мальчик, пожалуйста, больше не давайте мне усомниться в вашей добропорядочности. Счёт прооперированной девушки должен быть оплачен. И если такое повторится, мне придётся принимать более жёсткие меры.

Когда заседание заканчивается на обсуждении того, в каких приборах больница нуждается ещё, Хосок, раздосадованный и практически спящий добирается до кабинета, не обращая внимания ни на кого. Смену перенимает доктор Ян, пятидесятилетний профессор, учитель Хосока в некотором смысле, которому Чонын доверить можно. Поэтому переодеваясь, Хосок медленно плетётся к выходу, надеясь никого по пути не встретить. Но по иронии судьбы встречает, и даже двух, кого видеть не хочется совсем.

На крыльце стоят Сыльги и Тэгун, опять что-то увлечённо обсуждая и попивая из стаканчиков кофе из соседней кафешки. Точно, обед, вот почему они не на рабочих местах. Хосок, надеясь пройти мимо, оказывается остановленным старшим коллегой.

— Хосок, — дружелюбно улыбается Лео, — рад тебя видеть. Мы не виделись с самого университета, наверное.

— Да, как-то так, — отвечает младший без особого энтузиазма. Он настолько вымотан, что даже не обращает внимания на злорадствующую девушку. Зато это замечает Тэгун.

— Вижу, вы знакомы с Сыльги, — неловко пытается наладить беседу Тэгун.

— Вижу, вы тоже.

— Знаешь, Сыльги ведь из-за меня поступила в медицинский, — видно, что старшего даже несколько смущает этот факт, а Сыльги только сканирует его влюблённым взглядом. Ну и дура же.

— А, так это я тебе должен быть благодарен, что эта пиявка теперь сосёт мою кровь?

Тэгун разражается смехом, а Кан только смотрит на Хосока с ненавистью, но это взаимно, так что Хосоку по барабану. Пусть хоть на яд вся изойдёт, он и бровью больше не поведёт. И так отчитан, как школьник перед всем классом учителем с палкой в руках. Свежо ещё воспоминание, как учителя в школе нередко применяли эту палку для физического наказания и тем самым унижения. Вот бы сейчас треснуть по заднице мелкой, поставить её на место!

— Извини, похоже, я тоже причастен к тому, какая Сыльги сейчас стала... злюка, — он только треплет её по голове, как наставник или учитель. Интересно, а Сыльги-то в курсе, что он о ней, как о девушке, ни сном ни духом? Влюблённые глаза и бревна в своём не видят... Впрочем, не жаль её совсем. — Даже влюблена была в меня, вот и пошла...

— Лео! — восклицает Сыльги. Ага, ясно, этого Хосок знать не должен был.

— Спасибо за компромат, Тэгун, — гаденько щурится младший. — А вообще ты сам надолго к нам?

— Да нет, вот приехал с преподавателями повидаться да в университет наш попросили пару месяцев лекции почитать. Поделиться опытом, так сказать.

— В смысле ненадолго? — приходит черёд удивляться девушке. — Ты же... вы же сказали, что пока не знаете.

— Расстраивать тебя не хотел, — всё так же безмятежно улыбается Тэгун, а Хосоку только в радость видеть, как сникает Сыльги. Карма она такая, забавная тётенька с юморком! У неё на всё свои взгляды. — Ждут меня обратно в Америку, да и прижился я там уже.

— Я ради вас в медицинском отучилась... — внезапно настроение беседы меняется, и голос Сыльги дрожит. Она становится совсем непохожей на двадцатисемилетнюю дамочку, что достала Хосока за эти несколько дней. — Вы ведь можете меня туда с собой взять?

— Ох, Сыльги, — вздыхает Тэгун, по-прежнему не отрывая руки от её волос, мягко поглаживая по затылку. Сыльги смотрит с надеждой, но уже даже наблюдательный Хосок понял всё, что сейчас скажет старший. — Я рад, что стал твоим примером для подражания. И я обязательно порекомендую тебя своим лучшим учителям. Вон, даже Хосоку тебя доверить можно, я уверен, вы потом подружитесь, он классный мужик.

— Чего вы тему переводите? — Сыльги сжимает руки в кулаки. — Я сказала, что с вами хочу, а не с ним!

— Сыльги, я женился, — девушка застывает, глаза её расширяются. Да и Хосок не ожидает такого поворота. Её лицо мгновенно меняется, и мужчине становится её попросту жаль. Если всё, как говорил Тэгун, и Сыльги полюбила его так давно, что уже даже отучилась и в интернатуре, то любовь, как бы Хосок не злорадствовал, была сильной, и она так просто не проходит. — Меня там жена ждёт. Я не могу взять тебя с собой, дорогая. Прости, если сделал тебе больно.

Мир Хосока, конечно, не рушится, но он видит, как рушится чей-то другой. И это чувство ему хорошо знакомо. После такого у него не остаётся к ней ничего, кроме сожаления. Даже вся ненависть уходит. Только Хосок, несмотря на то, что лечит сердца, не способен залечивать такие раны.

Он бы очень хотел уметь.